или зарегистрируйтесь.
Если вы забыли пароль, то введите ваш e-mail, и мы отправим инструкцию по восстановлению на почту
Мы, люди, рождаемся со способностью (и можем дальше ее развить), которой обладает мало других созданий: способностью мыслить о нашем мышлении. Мы не просто естественные философы; мы можем философствовать о нашей философии, раздумывать над нашими раздумьями... Мы можем, хотя и не обязаны, исследовать и судить наши цели, желания и предназначения. Мы можем рассматривать, пересматривать и менять их. Мы также можем размышлять о наших измененных идеях, эмоциях и поступках. И мы можем менять их тоже. И менять их снова и снова!
Альберт Эллис1
Если мы подумаем над нашими языками, мы обнаружим, что в лучшем случае их стоит рассматривать только как карты. Слово — это не объект, который оно представляет; и языки также проявляют эту специфическую само-рефлексивность в том, что мы можем анализировать языки языковыми средствами. Эта само-рефлексивность языков представляет серьезные структурные сложности, которые можно решить лишь теорией многопорядковости... Пренебрежение этими сложностями трагически катастрофично в повседневной жизни и науке.
Альфред Коржибски2
Третье не-аристотелево положение утверждает, что карты рассматриваются как само-рефлексивные. Это отражает идею о том, что мы можем создавать карты наших карт; мы можем говорить о том, что мы говорим, «думать» о том, что мы «думаем», реагировать на наши реакции. Оно также отражает идею о том, что наши карты служат картинами наших нервных систем в той же мере, в которой они служат картинами того, что мы картируем. Другими словами, мы картируем наши нервные системы вместе с чем-либо еще и то, что мы говорим, говорит что-то о нас в той же мере, что и о теме, о которой мы говорим.
Поэтому мы подвергаем сомнению вопрос здравого смысла «Что „значит“ это слово?» В нестандартном подходе общей семантики мы задаем более уместный вопрос «Что вы имеете в виду, когда используете это слово?» (В русском языке значить — о словах и т. д. и иметь в виду — чаще о людях; в английском языке используется одно слово — mean). Так как слово «значить» может подразумевать, что «значение» существует отдельно от того, кто обозначает (использует знак, представляющий предмет), мы выделяем его кавычками.
Эти аспекты само-рефлексивности создают многообразие в нашем абстрагировании и оценивании. Слова включают множество «значений», и «значения» меняются в зависимости от контекста, различного для каждого из нас. Мы можем называть слова «бессмысленными» до тех пор, пока не узнаем, в каком контексте они используются, поэтому вопрос «Что вы имеете в виду?» важен.
Много-«значность»
В английском языке 500 самых употребимых слов имеют около 14 тысяч словарных определений. Мы называем это много-«значность» терминов. Как нам определить, что имеется в виду, когда используется то или иное слово? Вы знаете, что «значит» слово «утка»? А как насчёт «бежать»? Нам нужно учитывать контекст, в котором слово используется. Например, вас кто-нибудь спрашивает: «Что „значит“ это слово?» Вы можете ответить: «Прочтите мне предложение». Вы понимаете, что вам нужно знать «целое-слово-в-его-среде», чтобы попытаться ответить на вопрос.Предположим, у вас есть контекст, и вы ищете слово в словаре. Каким словарем вы пользуетесь? Мы поискали первое определение слова “abandon” («бросать; посвящать», и др. «значения») в трех словарях. В словаре Webster’s Seventh New Collegiate Dictionary (1963) мы нашли: «оставлять что-либо с намерением никогда не заявлять о праве или интересе». В словаре Webster’s Ninth New Collegiate Dictionary (1987) — «поддаваться контролю или влиянию другого человека». В словаре Chambers Compact Dictionary (1969) — «прекращать». Какое «значение» есть «истинное»?
Сравнение двух словарей Webster’s выявляет важный аспект словарей. В издании 1963 года, за словом “a” следует слово “aardvark”. В издании 1987 года за словом «a» следует “ah”. Откуда взялось слово “aah”? Словари меняются со временем, отражая изменения в речевой практике, введение неологизмов, приемлемость слов, различных редакторов и т. д.
Словари не могут сказать, что слово «значит» сейчас или в будущем. Они могут дать только информацию о прошлых практиках употребления.
То, как мы используем слова, представляет практику употребления в определенное время — в настоящем — и практику употребления конкретным человеком. Каждый раз, когда используется слово, оно имеет, в некоторой степени, другое «значение», так как его производит другая нервная система в другое время; в то время, когда оно еще никогда не было использовано.
Люди, которые с нами общаются, привыкают к вопросу «Что вы имеете в виду?», потому что мы предполагаем, что не можем знать в точности то, что имеет в виду другой человек в этот момент до тех пор, пока у нас нет ответа на этот вопрос.
Например, у Сьюзан был клиент, который сказал: «Я нарциссичен». Сьюзан спросила: «Что вы имеете в виду под нарциссизмом?» Сначала он возмутился: «Вы должны знать. Вы же психолог». Когда она объяснила, что она знала и что написано в некоторых книгах о нарциссизме, ей захотелось узнать, что именно он имел в виду, то он начал понимать уникальность своей оценки (и важность конкретности).
Мы не предлагаем вам спрашивать: «Что вы имеете в виду?» о каждом слове, которое вы слышите; иначе разговор быстро остановится. Мы рекомендуем учитывать знание о многих «значениях» слов и проверять свое понимание, когда случается недопонимание.
Многопорядковость
Мы создаем карты наших карт. В этой книге мы картируем наше понимание карт общей семантики Коржибски и других исследователей. ОС представляет карту карты время-связывания и процесса абстрагирования Коржибски и т. д. Как это само-рефлексивное картирование карт относится к нашему использованию языка? Что происходит, когда мы говорим о наших разговорах?Мы напомним, что картирование наших карт представлено в структурном дифференциале разными уровнями абстракции. Таким образом, на одном уровне у нас есть событие, или предполагаемый процесс, который мы картируем. На следующем уровне у нас есть наше картирование на немом уровне, или опыт «восприятия». На вербальном уровне у нас есть наши описания нашего картирования немого уровня; затем — наши заключения, основанные на наших описаниях; затем — наши заключения, основанные на наших заключениях (обобщениях, теориях и т. д.) Как мы отметили, теоретически этот процесс может продолжаться бесконечно.
Используя ОС, мы отмечаем, что некоторым нашим важным словам можно присвоить определенные «значения», только когда мы можем указать уровень абстракции, на котором они функционируют. Мы включаем такие слова как «значить», «любить», «ненавидеть», «бояться», «предрассудок», «вина», «идея», «истина», «ложь», «да», «нет», «факт», «разница», «реальность», «причина», «следствие», «абстракция», «оценивать», «сомневаться» и т. д. Так же, как мы не можем знать, что «значит» «утка» вне контекста конкретной ситуации и говорящего, мы не можем знать, что «значит» «любовь» и т. д. вне контекста уровня абстракции. Мы называем этот аспект абстрагирования многопорядковость. Мы называем такие слова многопорядковые термины.
Примерный тест многопорядкового термина можно провести, проверив, возможно ли его применить к самому себе. Например, вы любите кого-нибудь? Вы любите любить их? Вы любите любить любовь? У вас есть предрассудки о предрассудках? Какие факты мы можем узнать о фактах? Какие заключения мы можем сделать о наших заключениях? Что мы можем предположить о предположениях? Как мы можем задать вопросы о вопросах?
Мы можем сказать, что любовь2 по отношению к любви1 — это не то же, что и любовь1. “I hate you” («Я ненавижу тебя») представляет совсем другое использование “hate” («ненавижу») в сравнении с “hate” в высказывании “I would hate hating you” («Не могу даже представить, что мог бы испытывать к тебе ненависть», дословно «Я бы ненавидел ненавидеть тебя»)
Так называемые «парадоксы» относятся к многопорядковости. Возможно, вы слышали о «парадоксе» Эпименида, критянина, который сказал: «Все критяне — лжецы». Эпименид говорил правду? Похоже, что Эпименид лжет, если говорит правду, и говорит правду, если лжет. Как такое возможно? В конце концов, критяне есть критяне; ложь есть ложь; правда есть правда — так ведь?
Да и нет, в зависимости от вашего ориентирования. Да, у нас есть «парадокс» с аристотелевой точки зрения. Нет, у нас нет «парадокса» с не-аристотелевой точки зрения.
Таким образом, когда мы оцениваем это как «парадокс», мы предполагаем, что Эпименид может говорить обо «всех» критянах, включая себя, и, по смыслу, обо «всех» утверждениях критян, включая свое. Но мы понимаем, что Эпименид может говорить «значимо» только о «правдивости» или «неправдивости» конкретных утверждений низкого порядка, которые уже были сделаны. Если он не указывает уровень абстракции, о котором он говорит (в этом случае — определенное утверждение или группа утверждений, сделанных отдельным критянином), то есть если он не говорит, о чем «лжет» определенный критянин, то мы оцениваем его утверждение как «бессмысленное» (не имеющее «значения»).
Нам кажется, об этом полезно знать. Как писал Коржибски, «<...> мы достигаем огромной экономии „времени“ и усилий, когда прекращаем „охотиться на акулу“<...> или на однозначное общее определение м. п. [многопорядкового] термина»3.
Многие споры возникают, потому что люди поступают так, словно знают, о чем они говорят, когда используют слова «ложь» и «истина», в то время как значения этих слов не были адекватно оговорены. Вы когда-нибудь наблюдали спор о том, кто из людей говорит правду? Люди могут спорить об этом бессмысленно и бесконечно. До тех пор, пока кто-то не спросит: «Что мы имеем в виду под „правдой“?», понимая, что к согласию не прийти.
Юмор часто строится на игре с многопорядковыми терминами. В отношении «правды» и «лжи» легендарный бейсболист Йоги Берра сказал: «Половина лжи, которую они мне говорят — неправда»4. О какой же тогда части лжи они лгут? Нам нравятся такие «голдвинизмы», как «я определенно отвечу: может быть». Кинопродюсер Сэм Голдвин, скорее всего намекая на одну из компаний конкурента, сказал: «Иди, посмотри и сам увидишь, почему это не стоит смотреть». Свои фильмы он рекомендовал таким образом: «Наши юмористы — серьезные люди»5. Почему эти утверждения вызывают смех у многих людей?
Реагирование на наши реакции
Многопорядковость как аспект само-рефлексивности можно охарактеризовать нашей способностью реагировать на наши реакции, затем реагировать на те реакции, затем реагировать на... и т. д. и т. д. — и осознавать этот процесс. Понимание — и использование — многопорядковости может помочь нам понять наше поведение и лучше с ним справляться.Мы можем привести пример беспокойства и спокойствия. Мы можем обозначить себя «обеспокоенными» и сфокусироваться на беспокойстве. Мы можем беспокоиться; затем беспокоиться о беспокойстве. Каждый уровень беспокойства подкрепляет предыдущий, что приводит к спиральному беспокойству. Затем мы чувствуем, что подтвердили наше обозначение себя «обеспокоенными».
Мы можем быть спокойны; затем быть спокойны в отношении того, что мы спокойны; затем быть спокойны в отношении того, что мы спокойны в отношении того, что мы спокойны. Каждый уровень спокойствия подкрепляет предыдущий, что приводит к повышающемуся спокойствию.
Теперь предположим, что вы спокойны, но замечаете, что другие вокруг вас суетятся. Возможно, вам станет интересно: «Что происходит? Что я упускаю? Может, мы в опасности. Как я могу быть таким спокойным, когда они суетятся?» Таким образом, вы можете начать беспокоится о том, что вы спокойны. Что в этом случае может произойти с вашим чувством спокойствия?
Теперь предположим, что вы беспокоитесь и беспокоитесь об этом беспокойстве. Кто-нибудь говорит вам: «Тебе не стоит переживать о беспокойстве. Все порой волнуются. Ничего плохого не случится из-за того, что ты беспокоишься». Вы начинаете чувствовать себя спокойнее в отношении беспокойства. Что в этом случае произойдет с вашим беспокойством низкого уровня?
Мы можем назвать эти уровни оценки/поведения низким порядком и высоким порядком. Мы относим к низкому порядку наше изначальное поведение в ситуации, например, беспокойство1. Мы относим к высокому порядку наши реакции на наши реакции, например, беспокойство2 о беспокойстве1. Мы можем поддерживать, усиливать или ослаблять наше поведение низкого порядка тем, что мы делаем на высоких порядках.
Рональд Дэвид Лэйнг сформулировал и описал то, что он назвал «петлями», которые показывают многопорядковость в межличностных отношениях. Рассмотрим пример.
Джилл: Я расстроена, что ты расстроен.Джек: Я не расстроен.
Джилл: Я расстроена, что ты не расстроен, что я расстроена, что ты расстроен.
Джек: Я расстроен, что ты расстроена, что я не расстроен, что ты расстроена, что я расстроен, когда я не расстроен6.
Открытые системы
Многопорядковость фигурирует в том, что мы называем самореализующимися предсказаниями. Например, у нас есть ожидания, ожидания о тех ожиданиях и т. д., которые в дальнейшем влияют на наше поведение. Мы привели возможный пример. Джек и Джилл, видимо, были вовлечены в этот процесс. Именование себя и других определенным образом склоняет нас к созданию ожиданий поведения, которое увеличивает вероятность этого поведения, подкрепляя ожидания. Таким образом, мы создаем то, что похоже на закрытые системы. Так же как с задачей с девятью точками, нам может показаться, что мы застряли в коробке многопорядкового оценивания.
Когда Криспин Хесфорд работал над задачей девяти точек на семинаре ОС, вспомнил следующую историю. Он работал завхозом в сквере и за несколько лет, в соответствии с указаниями начальника, накопил большую кучу сухих кустов. Затем начальник сказал ему, что пора от нее избавиться. Хесфорд нанял несколько человек, чтобы растащить и увезти спутавшиеся между собой кусты. За день работы они едва уменьшили кучу, потому что прутья кустов сплелись намертво. Продолжать решать эту задачу таким способом было невозможно.
Что же делать? Криспин решил изучить ситуацию. Как мы отметили, наблюдение на немом уровне может привести к творческим решениям. Он смотрел и смотрел, и вдруг абстрагировал кучу не как индивидуальные прутья, а как целый предмет — большой кусок сыра. Что можно сделать с куском сыра? Разрезать. Поэтому он взял электропилу и очень быстро разрезал «сыр» на кусочки.
Однако в данной ситуации Криспин решил проблему с пониманием того, что он может выбраться из своей «коробки», провести переоценку своих предположений и перекартировать свои прежние картирования (план действий), чтобы создать новую, более полезную карту. Мы считаем это хорошим примером креатического оценивания.
Мы отмечали, что научное отношение зависит от вопросов, которые мы задаем, и пересмотра предположений. Прогресс нашего понимания происходит, когда мы учимся быть открытыми по отношению к непрерывному оцениванию наших оценок. Системы, которые допускают такую открытость, могут адаптироваться адекватнее к новой информации.
Мы можем лучше понять характеризацию ОС Коржибски как не-аристотелевой системы, если мы поймем многопорядковость и открытые системы. ОС можно рассматривать как мета-систему (систему о системах), с помощью которой можно оценивать другие системы. А с точки зрения само-рефлексивности мы остаемся открытыми в отношении пересмотра самой ОС.
1. Ellis, How to Stubbornly Refuse to Make Yourself Miserable about Anything — Yes, Anything!, pp. 14-15.
2. Korzybski, Science and Sanity, p. 58.
3. Ibid., p. 436.
4. Lederer, p. 134.
5. Ibid., pp. 129, 130, 131.
6. Laing, p. 21.
7. Korzybski, Science and Sanity, p. lxvi.