Послесловие к книге Галины Мурсалиевой «Дети в сети»

В конце 90-х, начале нулевых я работал врачом-психотерапевтом на кризисном отделении Клиники неврозов им. академика И.П. Павлова в Санкт-Петербурге (Городская психиатрическая больница № 7)¹.

Так вот, это кризисное отделение было тогда единственным в Санкт-Петербурге, а поэтому к нам госпитализировали пациентов с самыми, так сказать, нетривиальными ситуациями: суицидентов, жертв сексуального и иного насилия, лиц, чьи родственники (в том числе дети) погибли в результате несчастного случая и т.д. и т.п.

Короче говоря, веселого в работе было мало. Помню, смотришь городские новости: безучастный корреспондент рассказывает о том, что там, мол, человек бросился под поезд, здесь подросток убил отца кухонным ножом, а тут вот портик у здания обвалился, десять человек погибли, — и понимаешь, кого ты завтра будешь принимать в своем кабинете: свидетели, жертвы, родственники...

Впрочем, была среди пациентов нашего отделения и некая «особая группа». Как правило, эти лица обращались за помощью вовсе не из-за своей главной проблемы (которую они, как правило, и не осознавали), а потому что из-за неё — из-за этой проблемы — у них возникали сложности другого рода: например, тревожные расстройства на почве тяжелейших конфликтов с родственниками, из-за потери работы или просто из-за тотального отсутствия средств к существованию.

Да, речь идет о членах различных тоталитарных религиозных сект, а также о жертвах всяческих «экстрасенсов», «магов», «колдунов» и «целителей». В те годы все это мракобесие представляло собой самую настоящую эпидемию — травоядная советская ментальность встретилась с хищным оскалом технологий мошенничества, использующими все возможные способы манипуляции сознанием.

Надо сказать, что данная «особая группа» производила особое же впечатление. Если бы ее представителей обследовали желторотые выпускники медицинских вузов, не нюхнувшие еще, так сказать, пороха реальной психиатрии, то все бы эти пациенты, скорее всего, получили бы различные диагнозы психотического спектра (прежде всего, малопрогредиентной шизофрении), то есть были бы признаны душевнобольными, сумасшедшими, умалишенными — как кому больше нравится.

Но подобные диагнозы стали бы самой настоящей врачебной ошибкой, а соответствующее лечение нейролептиками не дало бы (когда соответствующие антипсихитические препараты пациентам данной группы все-таки назначались, и не давало) никакого терапевтического эффекта. Все эти записные «безумцы» были, по крайней мере, с точки зрения «большой психиатрии» (той самой, что занимается действительным сумасшествием), здоровы.

Поясню, о чем идет речь на примере. Представьте себе человека, который несет какую-то совершеннейшую чушь, лишенною логики, здравого смысла и, главное, фатально не соответствующую реальному положению дел (наличной объективности, так сказать). Например, он рассказывает вам о том, что какой-то «колдуньей» на него наведена некая «порча», что в тартарары разрушило его жизнь. Дальше он приводит бесчисленные примеры сотворенных им глупостей — допустим, он стал ходить весь в черном и перестал мыться, потому что так ему было велено уже какой-то другой «колдуньей» (на сей раз «спасительницей»), а еще он продал квартиру, потому что та была «порченой», и все вырученные деньги отдал той самой «колдунье-2» для проведения соответствующих экзорцизмов. В результате от него «почему-то» (конечно, из-за той самой порчи!) ушла жена, друзья не хотят с ним общаться, с работы уволили (он там всем предварительно устроил «чистку кармы»)... В общем, чистой воды сумасшедший, правда? Да, и любой студент-медик подтвердит. Причем сам такой пациент считает, что все с ним нормально, а все дело в «колдовстве». Ну, тем более умалишенный! — скажем мы.

Проблема в том, что реальное безумие, то есть фактическое психическое заболевание, это не вопрос каких-то определенных внешних проявлений — например того, что человек говорит или делает (в противном случае любой представитель примитивного народа Амазонии, например, сошел бы у нас за первоклассного шизофреника). Это вопрос внутренних состояний больного, причем, внутренних состояний, обусловленных не чем-нибудь, а вполне определенными биохимическими и нейрофизиологическими изменениями в его мозгу².

Наивно думать, что вы прочитаете определение «бреда» (а это такой же медицинский синдром, как, например, и «боль в области сердца при физической нагрузке» или «метеоризм») в психиатрическом справочнике и сможете, руководствуясь данной инструкцией, поставить человеку диагноз шизофрении. Так это не работает. Настоящий психиатр учитывает еще массу других нюансов, чему его долго учат на реальных примерах, на клинических разборах, во время работы на психиатрическом отделении.

Да, бред — это, например по А.В. Снежневскому, «неправильное умозаключение, возникающее на патологической основе, полностью изменяющее мировоззрение больного, не поддающееся коррекции извне и изнутри и с течением времени претерпевающее определенную динамику». Но это определение, к сожалению, не руководство к действию психиатра. Все намного сложнее.
Но вернемся к той самой «особой группе» на кризисном отделении нашей по-настоящему легендарной психиатрической больницы. Внешне эти пациенты, действительно, представлялись — по крайней мере слегка — сумасшедшими. Но безумие это было не настоящим, а, если хотите, «наведенным».

И понятно, что это специфическое психическое состояние, находящееся на стыке между психиатрией (а я все-таки врач-психиатр) и психотерапией (а я все-таки и врач-психотерапевт), живо меня интересовало. Этот интерес вылился в достаточно большое исследование: была выделена соответствующая группа пациентов (больше 40 человек), а дальше — как положено — наблюдение, психологические тесты, анамнез-катамнез, эффективность той или иной терапии и т.д.
В конце концов, саентологи и свидетели Иеговы воздействуют массово — палят как из гаубицы, а книги товарища Мегре о загадочной Анастасии издавались колоссальными тиражами — сотнями тысяч! То есть соответствующему воздействию подвергаются миллионы людей, а в сетях этих сект оказываются лишь сотни (ну или тысячи) жертв подобного воздействия. Так почему же кто-то из нас подается подобному влиянию и почти что «сходит с ума», тогда как остальные — нет?

Результаты этого исследования были опубликованы в сборнике научных работ Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования, и мне пришлось даже выдумать специальный термин для этого специфического психического расстройства (не путать — с психотическим расстройством, то есть с действительным сумасшествием!), и я назвал их тогда «псевдобредовыми расстройствами».
Как показали проведенные исследования, чтобы «заболеть» данным расстройством, нужно, чтобы сошлось три фактора («фатальное стечение не фатальных обстоятельств», как говорится), что и было обнаружено у всех представителей данной выборки.

Первый фактор: наличие реальной стрессовой ситуации. То есть, грубо говоря, каждый из этих пациентов переживал какой-то психологический кризис, не связанный изначально с содержанием будущего псевдобредового расстройства, и на этом фоне оказался чувствителен к манипулятивному воздействию.

Второй фактор: наличие соответствующего информационного фона. Причем, как правило, данный фон формировался эмоционального значимыми людьми (это снижает в нас критический настрой), или людьми, которые становились для человека эмоционально значимыми в период соответствующей «вербовки».

Наконец, третий фактор: сниженный уровень общего интеллекта и/или низкий уровень образования.

Понятно, что ничего сверхъестественного данное исследование не выявило, а его действительная ценность, как тогда казалось, лишь в том, что соответствующая группа пациентов была просто выявлена и, наконец, обозначена. Ну и кроме того, понятно, удалось сформулировать соответствующие критерии оценки психического состояния и разработать методику установления данного витиеватого диагноза.
И честно говоря, я был тогда совершенно уверен, что скоро данное исследование утратит всякую актуальность.

С одной стороны, психотерапия начала постепенно входить в жизнь наших сограждан, а это значит, что лица, переживающие тот или иной психологический кризис (а потому потенциально чувствительные к техникам подобной агрессивной манипуляции сознанием), смогут получить психологическую помощь до того момента, пока их куда-нибудь не «завербуют»³.

С другой стороны, само наше общество стало более менее оправляться от постигшего нас после Перестройки кумулятивного кризиса сознания — когда одни ценности (социалистические-коммунистические) сгинули, а в образовавшуюся ментальную лакуну хлынуло всё это сектанско-религиозное и парапсихологическое отребье.

В общем, казалось, что надо просто чуть-чуть подождать, хорошенько поработать, и все наладится. Не учел я, как выяснилось, главного — тот самый «третий пункт»: уровень образования и интеллекта.

Давайте, наконец, посмотрим правде в глаза: мы находимся в странной, неоправданной, наивной убежденности в том, что современный человек, по мере улучшения качества его жизни, прогресса технологий и т.д., должен (и будет с неизбежностью!) становиться лучше — по крайней мере умнее, добрее и образованнее.

К сожалению, не так. Совсем. Да, нам кажется, что мы становимся лучше, но это фундаментальная иллюзия, обусловленная невозможностью объективной самооценки. 
Богатство социального выбора обманчиво. У человека возникает ощущение, что он всегда может с кем-то списаться в Facebook или во ВКонтакте, и вот у него уже вроде как есть «друзья», «собеседники», кто-то лайки поставит ему под фоткой в Instagram. И вуаля — ты уже вроде бы и социализирован. Нам нет больше нужды подстраиваться под другого человека, пытаться понять его, найти с ним общий язык. Если что-то пойдет не так, его можно просто забанить и переключиться на кого-нибудь другого — того, что пока не раздражает.

Это радикально новая социальная реальность: мы можем вообще обходиться без отношений с другими людьми. Если нам что-то понадобится — хоть пицца, хоть лекарство, хоть стакан воды или, например, секс, — все это, любую услугу и в любой момент, можно получить через сеть: сервисы разработаны уже, кажется, на все случаи жизни — благо XXI век на дворе.

Когда-то другой великий русский физиолог — Алексей Алексеевич Ухтомский, бывший, кстати, постоянным оппонентом Ивана Петровича, — писал о «Заслуженном Собеседнике». Причем вот так и писал — оба слова с большой буквы. Мы все должны заслужить — и умение думать, и по-настоящему близких людей рядом. Заслужить интеллектуальным трудом, весьма тяжелым, по крайней мере поначалу, и психологической работой над собой, над отношениями, тоже весьма непростой.
Скорее наоборот, а это значит, что личностный кризис постепенно превращается в норму. Не то чтобы личности пошли слишком чувствительные, просто сама эта — и такая — жизнь не дает человеку ни смысла, ни цели, ни, соответственно, сил.

«Черные лебеди» Нассима Талеба заявляются к нам как раз в лучший момент времени. Только нам начинает казаться, что уже всё — наконец-то, добились-добрались, теперь всё будет хорошо, а дальше только лучше; и вот они уже тут как тут (впрочем, в противном случае, они бы и не были ни неожиданными, ни таким уж «черными»). И наш «черный лебедь», кажется, уже прилетел, хотя мы этого пока и не заметили, точнее не осознали.

Состояние, в которое мы все сейчас благополучно скатываемся, как когда-то и псевдобредовые расстройства, требует своего обозначения. И по старой привычке я называю его «информационной пседодебильностью» — когда вроде бы нет тех органических причин, которые могли бы сделать человека умственно отсталым, а смотришь на него — на то, что говорит, чем дышит и как живет, — и трудно отделаться от ощущения, что он, прошу прощения, не идиот⁴.

Почему я обо всем этом рассказываю в завершении замечательной и очень важной, на мой взгляд, книги Галины Мурсалиевой? По двум причинам, как минимум.

Первая касается вопроса о достоверности. Да, я не занимался сам этим вопросом — не выслеживал подонков, которые так распоряжаются детскими жизнями, не работал с жертвами, пережившими соответствующую «вербовку», не проводил никакие следственные действия. Таким образом, толку от меня, в этом смысле, прямо скажем — мало, я ничего не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.

Но если вы внимательно приглядитесь к представленному выше феномену «псевдобредовых расстройств», то, мне кажется, у вас не должно остаться никаких сомнений — в сложившихся социально-культурных обстоятельствах, если бы такие группы смерти и не существовали, то их бы, прощу прощения, «следовало бы выдумать». Впрочем, они, насколько я могу судить, не только не выдуманы, а неизбежны и, вероятно, эта страшная пьеса только началась.

Да, группы смерти во ВКонтакте — это только верхушка гигантского айсберга, которым тщетно и многие годы занимаются суицидологи (таковым я, как вы теперь знаете, долго работал). Поэтому, конечно, можно придираться к тексту книги, например, по части статистики, и особенно потому, что корректных статистических данных в России по суицидам не было, нет и, судя по всему, не предвидится (нашему обществу на самого себя давно и глубоко наплевать, так что не будем этому факту удивляться). Но толку-то в этих придирках?
А действительный интеллектуальный уровень современных детей, к сожалению, чудовищно низок — ни дома, ни в школах их не учат критическому мышлению, мышлению научному и системному (и грядущие повсеместные уроки «православной культуры» в этом явно не помогут). Так что базовые факторы для формирования псевдобредовых расстройств у наших с вами детей налицо.

Учитывая данные обстоятельства, нет никаких сомнений в том, что любой человек (пусть и в виртуальной среде), который проявит о наших детях хоть какую-то заботу, окажет им хоть какую-то психологическую поддержку, даст им то самое ощущение, что «тебя понимают», сможет вить из них любые веревки, включая, в частности, псевдобредовые расстройства с суицидным содержанием. Собственно, всё это мы и наблюдаем, читая эту книгу. Нечему удивляться, к сожалению. Нечему.

Вторая причина, почему я обо всем этом рассказываю — это, так скажем, странная реакция определенной части публики на первый материал Галины Мурсалиевой в «Новой газете», посвященный группам смерти. Честно говоря, мне не слишком приятно всю эту фейсбучную вакханалию комментировать, поскольку комментировать всякие глупости — это само по себе дурной тон. Да и сам я никакими социальными сетями предусмотрительно не пользуюсь, так что знаю о произошедшем лишь по отголоскам, окрикам и уже офлайновой падучей. Но уровень дискуссии я, как мне представляется, оценить могу, и если это не псевдобредовое расстройство, то псевдодебильностью от происходящего веет крепко.

Это, вообще говоря, странное убеждение нового времени, что право на «свободу слова» — есть право на производство «личного мнения», не подкрепленного профессиональными знаниями, пониманием предмета и хотя бы элементарными навыками работы с источниками. Еще не так давно все начиналось со скромных, словно бы извиняющихся «имхо», но теперь уже и эта сомнительная приставка, так сказать поправочка, куда-то подевалась. Публика рубит «правду-матку» с плеча, не особенно интересуясь, какое отношение она имеет собственно к правде.

Все это очень напоминает мне, прошу прощения, «Поле чудес» с Леонидом Якубовичем: когда участник программы, так и не поняв вопроса, но увидев первую открытую букву, начинает судорожно выкрикивать приходящие ему на ум «ответы». Вот почему я надеюсь, что когда-нибудь хорошим тоном станет не позиционирующая нас как «либералов» фраза — «я не смотрю телевизор», а другая, куда более осмысленная: «У меня нет профиля в социальных сетях. У меня и без того вполне себе насыщенная и счастливая жизнь».

Реальная проблема, которая, надо сказать, лишь краешком приоткрылась благодаря огромной крайне важной и кропотливой работе Галины Мурсаливой и ее коллег, куда серьезнее, чем даже те самые злополучные группы смерти.

Последние годы мы все вместе, совместными усилиями, так сказать, порождали интернет: он ведь не какая-то бездушная платформа, а мы с вами — те, кто им пользуются, и тот контент, который мы в нем производим.
Мы, по существу, уже находимся в плену интернет-компаний и большого бизнеса, который покупает у этих компаний данные о нашем поведении и личной жизни. Впрочем, в этом же списке и государство с его службами, и вот такие моральные уроды, организующие онлайн площадки для убийства детей.

И все это — только начало. Неслучайно Сноуден бегает от правительства США, неслучайно создатель World Wide Web сэр Тим Бернерс-Ли заявил, что отныне его творение «полностью подрывает дух созидания в людях», а потому перед человечеством стоит задача создания «нового Интернета». Но помогут ли нам откровения Сноудена? Поможет ли вторая попытка произвести интернет, если ошибки первой мы так толком и не осознали?
И чего на фоне всего этого разрастающегося безумия мы боимся? Что нам закроют интернет? Мол, воспользуются статьей в «Новой газете» и прямо вот так выключат? Дернут, так сказать, вилку из розетки? Согласен, этого бы не хотелось. Но ведь этого и не произойдет, а если и произойдет, то вовсе не по причине газетной статьи о детях-самоубийцах, которые действительно нуждаются в нашей помощи, а потому молчать об этом преступно и, конечно, нельзя — даже если под угрозой окажутся столь любимые нами вилка и розетка.

Мы по-прежнему игнорируем фактическую угрозу, которую этот еще неоперившийся, но уже вполне себе жизнеспособный монстр несет в себе. «Группы смерти» — черная метка, которая с предельной очевидностью демонстрирует нам будущие риски: никто из нас не защищен от новой цифровой реальности, в которой все мы так весело, беспечно и фейсбучно продолжаем резвимся.
И это только самое начало развития «информационного общества», а его будущие перспективы, поверьте, весьма туманны.

Когда-то митохондрии — структурные элементы клеток нашего тела, выполняющие функцию генераторов энергии, — были самостоятельными бактериями-паразитами, то есть самостоятельными живыми существами. Но прошло время и наши клетки (клетки многоклеточных организмов) поглотили полезные им бактерии, превратив их в те самые внутренние батарейки — в свой орган. Предшественники наших нынешних митохондрий просто исчезли, прекратили свое существование. Они превратились в винтики, стали множеством маленьких винтиков в большом и сложном организме млекопитающего.

Не знаю как вам, но мне будет очень и очень обидно, если наш вид — Homo sapiens — в какой-то момент примерно таким же образом превратится в придаток большой цифровой машины, сеющей вокруг себя тотальною информационную псевдодебильность. Вот это уже точно будет самый настоящий — наш с вами — массовый суицид.

Так что, может быть не мы помогаем сейчас этим детям из групп смерти, а они — эти дети — дают нам шанс очнуться и протрезветь...
___________________________________________________________________________________
¹ Кстати, клиника располагалась в том самом здании, где когда-то тот самый Иван Петрович проводил свои знаменитые «Павловские среды», служившие фундаментальному — физиологическому — обоснованию природы психических расстройств.
² Вот почему реальным психотическим больным так хорошо помогают нейролептики, неселективные антидепрессанты и другие психотропные препараты психотического спектра.
³ Кстати говоря, это одна из причин, почему в начале нулевых я столько сил потратил на популяризацию психотерапии, которую некоторые странные персонажи мне до сих пор почему-то поминают как «страшный грех».
⁴ Наличие соответствующего феномена — «информационной псевдодебильности» — уже тоже научно доказано (например в диссертационной работе Ольги Литвиненко, проведенной под руководством профессора, доктора медицинских наук Анатолия Николаевича Алехина), и мы продолжаем соответствующие исследования в Высшей школе методологии.